Николай Желунов. Виктор Колюжняк ,«Эль Пунто»

Ты живешь обыденной и скучной жизнью. Ешь, спишь, гуляешь. Все твое время занимают работа и дом, и немного — искусство фотографии. Ты даже не подозреваешь о том, как может преломиться реальность, когда мир из твоих грез коснется ее. Эль Пунто – по-испански «точка» – маленький городок среди диких земель; он и ловушка, из которой нельзя сбежать, и перекресток вселенных. Короткий отрезок во времени и пространстве, словно щелчок затвора фотоаппарата.

Но Эль Пунто это лишь декорация, на самом деле ты — и есть этот перекресток. В тебе заключена судьба живущих здесь людей, которые вдруг становятся для тебя ближе самых родных, в тебе их надежды и страхи.
Декорация отсылает нас к мирам Стивена Кинга, Хорхе Луиса Борхеса и Габриеля Гарсиа Маркеса. Миры пересекаются в Точке посреди латиноамериканских пустошей. Здесь ветер гоняет сухую траву по выжженной палящим солнцем земле, в туманной дымке дремлют далекие силуэты гор, а в песке у дороги свернулись клубочками сытые гремучие змеи. В воздухе разлито едва уловимое предощущение опасности, и хрупкая героиня неизбежно встречает ее, сворачивая за каждый угол — в холмах прячется отшельник-колдун, в трейлере у дороги – жестокий убийца, а в обычае местных жителей – странные карнавалы, после которых не каждый участник остается в живых.
Это история о становлении личности, о взрослении и преодолении комплексов и страхов. Каждый из нас рано или поздно проходит точку, в которой приходиться стать другим, более смелым и сильным; очиститься и подняться над собой прежним. И часто очищение происходит через страдание. В жизни русской девушки Кристины это преображение начинается через сны об Эль-Пунто – и невероятным, но в то же время простым образом Эль Пунто из снов становится частью ее реального мира. Зато сама Кристина все больше увязает в жутковатом мире грез.
Отдельно отмечу прекрасную обложку работы Kateryna Bachilo, на ней в одном кадре-изображении переданы и сюжет, и внутренний мир героини.

Николай Желунов. Константин Крапивко, «Бог пива»

Сложно писать отзывы на книги людей, которых давно знаешь и которым давно симпатизируешь. Но я постараюсь быть объективным. Итак, роман «Бог пива» должен быть интересен следующей адресной группе читателей: тем, кто любит доброе юмористическое фентези, с приключениями и путешествиями, драконами и красотками в средневековых нарядах. Плюс к этому, конечно же, пиво! Оно льется ручьями и реками; еще бы – у нас тут герой с флягой, в которой имеется неисчерпаемый запас прекрасного пива. При чтении мне даже пришла в голову идея: этот текст хорошо зашел бы под бутылочку-другую-третью светлого нефильтрованного — плюс сушеная рыбка. Роман добрый и ламповый, своеобразное литературное пиво, если можно так выразиться. В то же время, скажу прямо, любителям серьезной литературы эта история вряд ли понравится. Подозреваю, что им она покажется легкомысленной, как юмористический телесериал. Я видел несколько отзывов в духе «ожидал гораздо большего». Совершенно не стоит ожидать много от юмористического фентези о приключениях программиста с бездонной фляжкой пивчаги в руке.

И еще кое-что. В первый раз я читал этот роман в 2007 году, как участник семинара Сергея Лукьяненко по крупной форме перед «Росконом» (удивительно, что издан он только сейчас). Хорошо помню, что роман тогда Сергей едва не отсеял еще на стадии предварительного отбора за шаблонное начало о пробуждении героя с похмелья – но все же книгу взяли на семинар в последний момент, «прицепом», и помню, что многие участники ее хвалили. Мне тоже книга понравилась. Более того, показалась законченной и готовой к публикации. У Крапивко есть интересная особенность, на первый взгляд простая и добродушная история вдруг получает пронзительное и даже пугающее звучание. Например, когда герой в кабаке видит страшную картину, на которой «обезумевший костлявый старик в грязной рваной хламиде безжалостно втаптывает в камни несчастного маленького зверька, похожего на кролика, но обладающего великолепными ветвистыми рогами». Зверек при этом скорбит о других погибших животных, не о себе. Такой же внезапно трагичной нотой (вернее, целым аккордом) прозвучала неожиданная смерть героя в конце. Так вот, с тех пор книга заметно изменилась. Я помню, как на том семинаре мы, его участники, одновременно хвалили Константина за хорошую вещь, и критиковали все за тоже – за то, что нам казалось штампами. И за вступление с похмельем и за смерть героя в конце, и за что-то еще. Но штука-то в том, что штампы эти стали штампами для нас, профессиональных игроков в «Рваную грелку» и похожие конкурсы. Да, там они давно всем надоели, и даже, помню, по сети гуляла инструкция для начинающего грелочника, в которой говорилось чего ни в коем случае нельзя употреблять в конкурсном тексте, в том числе начинать с похмельной сцены. Но можно распространять эти критерии на вещи, не писаные на конкурс? Как показал мой лично более поздний опыт, массовому читателю интересны и истории про сироток, и «одноногих собачек», и драконов и так далее: то, за что, на грелках авторов сразу загоняют под лавку.

Теперь мне верится, что именно в первом варианте «Бога пива» все эти «шаблоны» смотрелось как раз органично и уместно. Кому просыпаться с похмелья, как не такому герою? И трагический аккорд в финале был очень удачным. И законченность истории тоже. Теперь она явно написана с прицелом на продолжение – тут я не скажу, плохо это или хорошо (будет зависеть от продолжения), но сейчас книга не выглядит законченной, историю словно оборвали. Что же делать? Конечно, поработать над книгой еще двенадцать лет – и вернуть все, что убрал за предыдущие двенадцать лет! Шутка. Пиши продолжение, Константин.

Читатель — читателю. Сергей Рок и Елена Черкиа

Писатель, поэт, создатель, редактор и модератор литературных и альтернативных проектов в сети Сергей Рок задает вопросы писателю и редактору литературного портала «Книгозавр» Елене Черкиа. Третий вопрос.


Книжный магазин Zhongshuge-Dujiangyan. Дуцзяньян, Китай

Сергей Рок: поговорим о ритмике поглощения текста. Есть ли у тебя строгий читательский график? Присутствует ли тут озарение — словно бы ты открыл новую планету, или в читательской практике все подвержено методизму? Можно ли сравнивать большого читателя с ученым?

Елена Черкиа: чтение в целом, конечно изменилось. Для всех нас. Там, где раньше надо было пойти в магазин или к другу, выбрать-купить-принести книгу, или – выбрать-взятьпочитать или – вспоминай сам, как это еще происходило, то теперь можно, не вылезая из сети, совершить пару нажатий и готово, книги в читалке.

Мне в таком новом режиме гораздо удобнее скачать сразу собрание сочинений и дальше, чаще всего, я читаю одного автора, пока не надоест. Или – в самом прекрасном случае – пока не кончатся все его произведения.

Если автор совсем для меня новый, я просто выбираю в сети небольшой его текст и прочитываю, а там видно, качать ли больше. На этапе уже чтения озарения, конечно, бывают, если ты имеешь в виду открытие мною нового для себя имени. Чтобы вот прямо ах, такое случается редко, я читаю постоянно и прочитано уже многое, хотя сейчас не отслеживаю всякие новые имена, как это было раньше, в период активной работы Книгозавра — берегу цветы своей селезенки (с) Если новый прекрасный автор попадается, то да, хожу именинницей, рассуждаю о нем вслух, в смысле в болталках, донимая этими беседами собеседников, советую почитать, в общем, приятно это очень.

Что касается читателя, даже большого, я бы не стала сравнивать его с ученым. Существует наука литературоведение и в какой-то параллельной реальности я, возможно, стала бы литературоведом. Сейчас, читая то, что зацепило, я часто иду смотреть, что текст представляет собой с точки зрения этой науки и это практически всегда невероятно интересно. И чаще всего, мне-читателю совершенно незнакомое. Я так недавно получила удовольствие, перечитывая роман Евгении Перовой «Ловушка для бабочек», уже с точки зрения литературоведения – сверяясь с нужными статьями и узнав много для себя нового. Так что, мало быть просто читателем, даже большим, даже интеллектуальным, даже размышляющим. Надо элементарно знать основы, базовые принципы – только для начала. А дальше там все еще интереснее. Кстати, есть мнение, что подобное разъятие гармонии алгеброй мешает восприятию и убивает удовольствие. Мне – не мешает. Как и всякие новые знания об авторе понравившейся книги, о том, где и как он жил, что совершал кроме писательства. Думаю, это потому что для меня литература всегда была и есть полноценная часть жизни, а не что-то отдельное и чем-то заменяемое.

Элтон Иван, Елена Блонди. Летняя сессия интервью КАМЕРЫ КУНСТА. Мы и Елена Колчак, часть 2

Начало тут

Елена Блонди:

Ты сама автор, и автор хороший. Скажи, чисто технически, как ты распределяешь время, работая над своей прозой и над чужой? Вопрос не только о записывании букв на бумагу, но и о том, что происходит в твоей голове еще до этого.

Елена Колчак:

Да разницы, в общем, никакой (только чужой текст сперва прочитать придется): прежде чем буковки сыпать, надобно понять-увидеть персонажей и окружающую их действительность, движение сюжетных линий, базовые конфликты (особенно внутридушевные, без них нет и не будет движения, сколько событий ни нагромождай). Понять не – что персонажи делают, а – почему. Да вот в последнем тексте было забавно: дама кидается на помощь старому приятелю, с которым у нее лет двадцать назад был скоротечный роман. По авторской версии – все потому, что она, дескать, до сих пор помнит и ждет, вздыхает ночами. Не, так бывает, вот только к упомянутой даме авторская мотивация – как к корове седло. Или даже как к скаковому жеребцу подойник. Типаж не тот. От слова совсем. Но как только предполагается, что дама – просто из тех, кто называются «хороший товарищ», все сразу ясно, как майское утро, этот «костюмчик» (мотивация) этой конкретной даме – как влитой, тютелька в тютельку. Вот такие штуки надо сначала понять.

Ну а потом уже буквы и эпизоды. Иногда вот прямо фраза возникает – и понеслось, только успевай клавиатурой тарахтеть. Иногда «сочинять» методично приходится. Второе, к сожалению, чаще, но это и с собственными текстами так. Когда «мысли просятся к перу, перо к бумаге» — это прекрасно и практически восторг, но если ждать только этого – вообще никогда ничего не напишешь.

 

Елена Блонди:

Продолжение предыдущего вопроса. Как именно влияет работа над чужими и что греха таить, не самыми лучшими текстами (ведь они не обойдутся без твоей редактуры, на ноги их ставишь именно ты) на твое собственное творчество? Перечисли самые крупные минусы и плюсы.

 
Читать далее

Элтон Иван, Елена Блонди. Летняя сессия интервью КАМЕРЫ КУНСТА. Мы и Елена Колчак

Сегодня в летней интервью-сессии Камеры Кунста — писатель, редактор и автор колонки «Детектив от первого лица», Елена Колчак.

Так как проект у нас летний, неспешный, то и беседы будут вполне неформальные, неторопливые, с перерывами на прогулки, огород, дачу и море, на кофе, клубнику и еще — варенья сварить… А после снова собраться в тени летнего винограда или под вишней, и продолжить, вкусно, по-летнему.
И главный разговор пойдет о работе редактора с текстами авторов. Тема, о которой в нынешние времена «самих себе писателей», говорят мало и скудно. А мы скажем.

  1. Элтон Иван:

Лично я порой думаю о том, что важнее. Например, резонанс. Отзвук. Это когда много людей тебя услышали. Не важно, что ты им сказал. Что написал. А другое – это попытаться достичь какого-то максимума. Выжать из себя все, создать идеальный человеческий механизм. Я имею в виду, писательское. Огранить себя, быть уверенным, что это – твоя собственная высота. Что бы вы сказали об этом? Если бы надо было выбирать между популярностью и идеальностью, что бы вы выбрали.

 

Елена Колчак:

Либо ты произносишь слова, которые живут у тебя – именно у тебя, не у дяди Пети или тети Маши – внутри, либо ты умираешь. Ну как говорун, как художник умираешь. Помните, у Стругацких? «Он купил ремесленника Квадригу. А живописец протек у него между пальцами и умер». Ну или гоголевский «Портрет». Да, собственно, в мировой литературе эта тема муссировалась столько раз, что всего и не упомнишь. То есть деньги так заработать вроде бы можно, а толку? Счастья хочется, а если занимаешься нелюбимым, какое уж тут счастье. Это как левшу на правшу переучивать или наоборот. Да и с «заработать» еще как повезет. Вот, скажем, жанр фэнтези популярен безусловно, про магов, драконов и квазисредневековье только ленивый не пишет – и что, скольких настигает успех? Мне почему-то кажется, что читатель попросту интуитивно ощущает искренность и наоборот. Так что погоня за популярностью поперек себя как раз популярности и не гарантирует. А себя точно убьешь.

 

  1. Элтон Иван:

На ваш взгляд, писательство – это работа, хобби, служение, крест. Проклятие, например. Развлечение. Могут ли эти вещи меняться? Или же здесь есть нечто предопределенное?

 

Елена Колчак:

Работа, работа и еще раз – работа. А уж проклятие, благословение, служение и так далее – все это входит в. Как с любой, собственно, деятельностью. Когда текст, что называется, «прет» — ну счастье, конечно, восторг и все такое. А иногда глядишь – ужас, что я делаю, не хочу, не буду, остановите самолет, я слезу. Если денег не приносит, можно и хобби обозвать. Только это все равно – работа.

 

  1. Элтон Иван:

В писательстве – что такое хорошо, что такое плохо?

 

Елена Колчак:

Как в любой работе. Ответственность (включая непрерывную тренировку того, что можно назвать внутренним слухом) – хорошо, «и так сойдет» — вон из профессии, и еще бы на площади публично за такое пороть, чтоб никому не повадно было.

 

  1. Элтон Иван:

Вот еще тонкий момент. Бывают люди приземленные, бывают наоборот, летающие в облаках и даже ненормальные на этой почве. Творчество чаще всего рассматривают как раз по последнему критерию. Что вы думаете по этому поводу?

 

Елена Колчак:

Чтобы летать в облаках, надо, чтоб под ногами было, от чего отталкиваться. По этому поводу вспоминается цитата (уж не помню из кого): «Любовь стоит на сексе, как дом – на земле. Но живу я в доме, а не в земле». То есть насквозь земной буквализм уныл до зевоты, ни себе ни людям. Но и сплошные облака так же безнадежны в смысле результата. Даже композиторы – а музыканты, по понятным причинам, «летают» выше всех – не выстраивают гармонию на базе, к примеру, 450 герц (ля – 440 герц), ибо звучать это будет омерзительно фальшиво. Ну то есть экспериментируют, конечно, но как-то без особого успеха, музыкальные частоты – это, видимо, что-то психофизиологическое. Так же, как «золотое сечение» для визуального ряда. Вот от этой «земли» хочешь не хочешь, а придется отталкиваться.

 

  1. Элтон Иван:

Что важнее – идея или техника мысли при написании?

 

Елена Колчак:

Если нет того, что мы обозначаем техникой написания, идея будет убита самой попыткой своей реализации. Вполне очевидно. Собственно, я – если говорить не о писательстве, а уже о редакторской работе – именно этот разрыв и заполняю. Мысли-то или там образы – идеи, короче говоря, – у автора могут быть самые прекрасные, но воплощение – техника написания, да – такое, что до прекрасного и не продерешься.

 

 

 
Читать далее

Екатерина Бирюкова. Бунт на корабле, или как избавиться от крыс

В чем сакральный смысл подросткового бунта? Как понять собственного ребенка в этом возрасте? А как понять себя? И самое главное – что с этим делать?

Вопросы, на которые пытаются миллионы ответить ежедневно. В том числе, и писатели – Энтони Бёрджесс в «Заводном апельсине» и Джером Сэлинджер в «Над пропастью во ржи». Наверное, вам будет интересно, почему же именно об этих двух романах пойдет речь. Что же в них общего? Герой. Одинокий мальчик-подросток, интеллектуал. Никому не нужный. Не оправдавший надежд родителей. Бельмо на глазу порядочного семейства. Продолжать можно до бесконечности.

Но если книги так похожи, зачем же Бёрджесс «сунулся» в эту тему? Его «Заводной апельсин» был опубликован на 11 лет позже, чем роман Сэлинджера. Зачем было писать что-то, что не так давно уже было? Или эта тема — веяние века? И в чем же всё-таки отличие?

Бёрджесс пытается дать своему герою надежду. Алекс делит мир на «своих» и «чужих». Только вот «свои» на поверку оказались представителями враждебного лагеря. Для Холдена же все изначально «плохие». Друзей он презирает, учителей – тоже. Но почему Алекс, герой «Заводного апельсина» — криминальный авторитет, жестокий преступник, а Холден – обычный школьник? Раз такая расстановка приоритетов, не перепутали ли авторы своих героев? Раз у Алекса есть друзья, которые его понимают, откуда такая жестокость? И почему Холден, всеми отвергнутый, никем не принятый, настолько холодно относится ко всему вокруг?

Дело в том, что Алекс ищет свой путь. В нем преобладает активное начало. Он не умеет созидать, поэтому только разрушает. Но заметьте: он врет, избивает ни в чем не повинных старушек, грабит, насилует. Он – мерзкий криминальный тип, таких взаперти нужно держать и в наморднике. Правда? Да, только если вы не читали книгу. Кому не было его жалко, когда его пытали? Или пытались убить? Или предали? Он – наш «скромный повествователь» — становится родным. И даже откровенное непонимание героя не делает его врагом для читателя. Весь секрет в харизме – Алекс привлекателен до невозможности.
Читать далее

Писатель — писателю. Сергей Рок и Елена Черкиа

Писатель, поэт, создатель, редактор и модератор литературных и альтернативных проектов в сети Сергей Рок задает вопросы писателю и редактору литературного портала «Книгозавр» Елене Черкиа.

Сергей Рок: давай поразмышляем о гигантизме. Улисс, как сгусток форм и странный векторный хаос, жутко объёмен. в «Прогулке», кстати, есть отголоски Джойса (ментально, экспоненциально). Представь — ты хочешь создать литературный монумент подобного класса — хотя бы по форме и размерам. Что бы ты стала описывать?

Елена Черкиа: очень интересно, что ты вспомнил «Прогулку», задавая именно этот вопрос. Первое – я и планировала написать «Прогулку» как такое вольное путешествие из шагов, мест, мыслей и ассоциаций. Потом в текст вклинился сюжет и пришлось мне выбирать, что же я пишу.

Второе – само название и неосуществлённую концепцию романа я украла сама у себя. Лет пятнадцать назад я предложила другу писателю создать в соавторстве прогулку по песку вдоль моря. Двое неспешно идут по границе двух миров, болтая о королях и капусте, рассматривая то, что на суше и то, что в водах – до горизонта. Причём локацию прогулки нужно было выбрать в реальности — конкретное место — и идти, покуда хватит сил, мыслей, ассоциаций… Соавторство — вещь всегда не простая, сейчас я рада, что тогда ничего не получилось. Но желание пройти берегом, совершая именно такую прогулку, оно осталось. И самой написать её; в стиле дзуйхицу, а не как историю с сюжетом, не краеведческий очерк, не мемуарные заметки. Тем более, что таких мест только в моих краях несколько. Побережье Чёрного моря, берег пролива, побережье Азова…

Редактор — редактору. Сергей Рок и Елена Черкиа

Писатель, поэт, создатель, редактор и модератор литературных и альтернативных проектов в сети Сергей Рок задает вопросы писателю и редактору литературного портала «Книгозавр» Елене Черкиа.

Сергей Рок:
Экзистенциальное в наши дни переходит в новый формат. Хотя нельзя сказать, что ИИ — это так уж функционально всеобъемлюще. Представим теперь, что Прогулку писала нейронная сеть. Как ты думаешь, какими бы были герои?

 


Елена Черкиа:
Ну, это зависит от того, как именно использовать ИИ для этой задачи. Если задать точные параметры — сюжета, персонажей, общего развития истории, то соответственно герои будут именно такими, каких я предлагаю. Но, конечно, можно поступить и по-другому — использовать ИИ для свободного написания, предложив только главную идею и указав количество главных героев и, допустим, их пол. Тогда на выходе получим любых героев, каких вылепит нейронка, обращаясь к своему огромному банку данных. Любых…
И мне кажется, что лишь два момента тут можно предсказать. Первый — логика поступков и характеров останется неживой, потому что вряд ли сейчас нейронка станет привлекать к написанию текста фундаментальные труды по психологии, социологии и далее-далее. Она ограничится подбором уже готовых шаблонов, благо их превеликое множество, если учесть калейдоскопические перетасовки.
И второе, связанное с первым — я уже читала образцы ИИ-творчества. Чтобы избежать явных нелепостей, нейронка стремится в первую очередь к усредненным вариантам, предлагая в первую очередь их. Не знаю, может быть так построен алгоритм, но мне показалось, что я читаю не просто шаблонные тексты, а максимально приглаженные шаблонные тексты.
Так что мой вывод — если пустить ИИ в вольное плавание по созданию «Прогулки», герои будут или нелепыми или скучными. А может, и то и другое…

Пойдём в театр! Елена Черкиа. На остров Несусвет — за несусветными приключениями…

«Остров Несусвет»

Спектакль детской студии «ЛицеДеи» по пьесе сказке Нины Сидур

Идти и на генеральную репетицию, и на премьеру нового спектакля я немного боялась. Хотя в режиссёре уже уверена – всё, что ставит Анатолий Гершзон, всегда интересно для зрителя.

Но! Взрослые актёры — это одно. Взрослые актёры, играющие для детей – другое. Но актёры-дети… Для меня режиссёрское умение поставить действо, в котором так много людей, а ещё ведь сама пьеса, ещё всякие там мизансцены, техническая сторона, — настоящее чудо; я, работая сама по себе, даже и понимать не могу, как это всё можно собрать, сделать живым, заставить зрителей сидеть больше часа, не отрывая глаз от сцены…

Читать далее

Елена Черкиа. Дневники перечитывания, Филлис Дороти Джеймс

Лень искать новое детективное чтиво, вытаскиваю из недр Покетбука уже прочитанное, это тоже интересно, потому что я читаю иногда слишком быстро, хотя пыталась избавиться от этой привычки и избавилась, но не до конца, а значит, мне вполне есть во что наново вчитаться. Еще — часто качество прозы для меня как раз определяется желанием перечитать. Иногда сгоряча книги автора кажутся прекрасными, но разок читаешь и вернуться уже не хочется, а что возвращаться — сюжет известен, дворецкого вычислили и арестовали, и так далее.
А иногда перечитывание доставляет больше удовольствия, чем первое чтение.
Читать далее